– А чего же ты соврала?

– Даже не знаю. Испугалась, что и мне влетит.

Мы дружно захихикали. Но маме было не до смеха. Она погнала нас на кухню, усадила за стол и строго-настрого велела не двигаться. Сбегала в спальню, удостоверилась, что Сонечка спит. Протерла враскорячку пол в прихожей. Позвонила Ба и в двух словах рассказала о произошедшем. Чтобы Ба знала, как себя вести на случай, если к ней заявится с обыском тетя Сирун. Ба выслушала маму, потребовала к трубке Маню, долго грохотала. Потом трубка по эстафете перешла ко мне, а далее к Каринке.

Потом мама позвала нас обедать. Мстительно кормила какой-то гадостью, которую гордо называла луковым супом. На наше нытье снисходительно пояснила, что в еде мы ничего не смыслим, что луковый суп – национальная гордость Франции, и дети всего мира были бы просто счастливы, получи они на обед такое восхитительное блюдо.

Пока мама рассказывала про детей всего мира, Гаянэ рыдала в национальную гордость Франции горючими слезами, а мы брезгливо кривили рты.

– Пока не увижу дно тарелок, из-за стола не встанете! – нахмурилась мама, села напротив и приготовилась терпеливо ждать.

Пришлось браться за ложки. Сначала мы гримасничали, а потом как-то даже втянулись и выхлебали суп без остатка. Каринка аж добавки попросила.

– Надо было приклеить ручку швабры к тумбочке. Тогда бы она не свалилась, – пробурчала она, принимаясь за вторую тарелку.

– Вот только попробуйте что-нибудь еще выкинуть! – погрозила нам пальцем мама. – Учтите, в следующий раз врать из-за вас я не буду! И так накажу, что мало не покажется.

Мы, конечно, обещали маме, что самодеятельность свою прекратим. Или хотя бы свернем на время, пока тетя Сирун не придет в себя от потрясения. Но мама нам не поверила.

– Надо будет осенью разрушить это гнездо, – сказала она папе вечером. – Пусть в следующем году ласточки где-нибудь в другом месте живут. Второго такого светопреставления я не вынесу.

А чтобы ласточки дожили до следующего года, мама чуть ли не поселилась на балконе. Читает на балконе, вяжет на балконе, картошку чистит на балконе, Сонечку выгуливает на балконе. Сонечка ходит с важным видом вдоль балконных перил и выкрикивает разные инструкции в палисадник нашего дома – руководит цветением настурций и мелкорослых китайских гвоздик. А еще она здорово ловит залетных букашек. Угощается сама и великодушно делится с мамой. Мама при виде очередного раздавленного насмерть толстого жука поднимает крик и бегает по балкону, как ненормальная.

В общем, что ни говори, жизнь у нашей мамы веселая. Грех жаловаться.

Глава 9

Манюня, коктейль «глиасе», помпоны и прочие девчачьи дела

Чтобы платье длиной до пят и косметики полная сумка – о таком даже мечтать не стоит. Манька вообще считает, что ни одной девочке из нашего городка подобное счастье не светит. Не та карма, не то место жительства.

Другое дело жительницы больших городов. В этих городах имеются огромные магазины «Детский мир», а также «ГУМ» и «ЦУМ». Вот где всего вдоволь. Вот где можно, контузив впечатлительного родителя умело закаченной истерикой, добиться розового длинного платья с тремя ярусами воланов по подолу и прочим кокетливым добром. Не говоря уже о сумочках с бантиком вместо застежки! Чтобы закрыть такую сумочку, нужно переплести две шелковые ленты и аккуратно стянуть их в бантик. Это же не плебейское шнурки на ботинках завязывать! Здесь нужно действовать с трепетом, с придыханием, любовно. Берешь один конец широкой ленты, перевязываешь с другим, свиваешь в замысловатый узелок, тянешь за «ушки», и вуаля – самая красивая застежка на самой красивой в мире сумочке греет тебе душу, а заодно выжигает гримасы зависти на лицах встречных девочек.

Опять же молочные коктейли! Рассказывая о молочных коктейлях, Манька закатывает глаза и цокает языком. Выдерживает театральную паузу и обводит ряд слушателей пытливым взглядом – достаточно ли те заценили накал страстей? Слушатели дефис зрители – это заинтригованные донельзя мы с Маринкой из тридцать восьмой и насупленная Каринка. Почему насупленная – потому что сестра всегда сердится, когда речь заходит о девичьих делах. О кружевах, или переливающейся золотом заколке, или каких других игрушечных сервизах со всевозможными ложками и плошками. Круг Каринкиных интересов весьма специфичен. Единственное, что ее занимает, – это военно-промышленный комплекс нашей страны, набор юного химика, Рубик из сорок восьмой и папина бормашина.

Мы сидим в палисаднике нашего двора. Весна благополучно сменилась летом, настали прекрасные солнечные времена. Беседку, излюбленное место наших доверительных бесед, покрасили в цвет молодой травы, а старую ее жестяную крышу заменили новой черепичной. Вдоль засыпанных галькой дорожек теперь стоят красивые деревянные скамейки с изогнутыми спинками и тяжелыми чугунными подлокотниками. По внешнему краю палисадника соорудили невысокий частый забор, а внутренний край обсадили кустами винограда сорта «Изабелла». Цепляясь тонкими вьющимися усиками за деревянные перекладины, виноград тянется вверх, к балконным решеткам квартир. Со временем он образует красивую арку, летом будет нависать над прохожими плотными гроздьями кисло-сладких ягод, а осенью облетать багряными пятипалыми листьями.

Палисадник превратился в место паломничества жителей соседних домов. Если по первости они приходили люто нам завидовать, то теперь предпочитают получать эстетическое удовольствие – согнувшись в три погибели и изящно оттопырившись попой, нюхают цветы на большой круглой клумбе, катят по дорожкам неуклюжие в движении коляски с орущими младенцами, чинно-благородно рассевшись на новенькие скамейки, вяжут, вышивают, играют в нарды и шахматы, шуршат газетами и обсуждают политическую ситуацию в мире и аномальную жару в Москве. Дело в том, что до жителей нашего городка дошли тревожные вести – в столице столбик термометра который день держится на уровне 35 градусов, и москвичам от такой жары приходится ой как несладко!

– Надо же, – качают головой бердцы, – всего-то 35, а народ на стенку от жары лезет!

– Северные люди, что же вы хотели? Совсем к зною непривычные! – разводит руками молодой человек в льняных брюках и сандалиях на босу ногу. – Надо бы в метро им забиться, там прохладнее будет!

– Метро – это стратегический объект, а не место для спасения от жары, – возмущается сухонький старичок в вязаной панаме. У панамы смешно загибаются поля, словно кто-то специально закручивал их горячими щипцами то внутрь, то наружу.

– Ну и что? – удивляется молодой человек. – На то метро и стратегический объект, чтобы там от непогоды укрываться!

– Слушай, ты совсем с ума сошел? – распаляется старичок. – Где это видано, чтобы 35 градусов непогодой называли?

При таком наплыве шумных посетителей нам, аборигенам и законным владельцам палисадника, приходится забиваться в крайний от входа угол, подальше от гама и суеты. Маринка притащила из дома небольшой плед, красный в зеленую полоску, мы его постелили под плакучей ивой, можно сказать – занавесились от всего мира ее длинными ветвями, лежим кверху пузом, ловим сквозь узкие серебристые листья солнечные лучи и слушаем Маньку.

Манька рассказывает про город Кировакан. Про большой универмаг, который расположен в самом центре города, и про вкуснючий клубничный коктейль «глиасе», который можно купить на втором этаже этого универмага, слева от лестницы.

– За двадцать копеек, – уточняет Манька и качает головой. Боевой чубчик скорбно трясется в унисон.

Мы вздыхаем. Один, даже большой стакан густого сладкого коктейля – это чистая насмешка, ведь допивается он прежде, чем успеваешь сообразить, что вообще происходит. Раз – и коктейля словно не бывало, и ты, не веря глазам своим, шумно высасываешь, последние капли. А дальше хоть ложись и помирай, потому что на вторую порцию коктейля мама ни за что не соглашается.

– Зачем деньги на ветер выбрасывать, мы лучше чего-нибудь полезного возьмем, «Гематоген» например, – говорит мама и уводит тебя, отчаянно упирающуюся, в какие-то унылые дали, где торгуют мотками шерсти, рулонами ткани и прочей ерундой.